Сегодня Александр Абдулов воплощает собой главные мечты и страхи нашего времени. То, чего хотел бы пожелать себе каждый, и то, чего многие теперь боятся сильнее всего.

На ТВЦ юбилейный вечер походил как сбор «труппы друзей Абдулова». Минимум дежурных лиц, имеющих косвенное отношение к актеру. Максимум разговоров о горячих дружеских отношениях, и не только с людьми искусства. Много видеофрагментов из спектаклей и репетиций.

Произошел отсев тех сфер жизни, где гармонии достичь трудно и еще труднее надолго удержать, – прежде всего, упразднилась тема любви и обыденно понимаемой личной жизни. Зато разрослась тема дружбы. Артистическая среда, общение с коллегами и душевно близкими людьми – вот личная жизнь большого актера.

Дружба по-особенному культивировалась в конце советской эпохи. Тогда в ней видели альтернативу официозу и коллективу, который создан не тобой и не для твоей радости, а для каких-то практических либо мифических высоких целей. Абдулов вырастал из того времени, из той эпохи и нес в себе частицу тех, теперь уже далеких ценностей.

Сейчас не то чтобы стали меньше дружить – наверно, у кого как. Но культ дружбы точно испарился. Отчасти из-за аффекта индивидуалистского самоосуществления или хотя бы борьбы за выживание.

Отчасти – из-за перемены цивилизационных условий жизни. Регулярно собираться вместе времени нет – у всех дела, всем некогда. Одни приклеены к своим офисам. Другие, наоборот, зависимы от своего чрезмерно капризного «свободного графика», при котором срочная работа может свалиться на тебя и в три часа ночи в любой день недели, и 31 декабря. Зато полно электронных средств связи. Виртуальная дружба вынужденно побеждает в конкуренции с реальной. Корпоративные развлекательные мероприятия служат суррогатом дружбы, создавая иллюзию единения и общих интересов – однако не в силах родить ничего, кроме общего стиля жизни коллег.

Телевидение и общество с новой силой полюбило Абдулова в том числе и потому, что у него хватало сил и таланта на дружбу. На роскошь человеческого приватного общения не с «нужными людьми», а просто с людьми. Дружба – тот дефицит, масштабы которого наше общество еще только начинает чувствовать.

По «Культуре» было больше про театральную семью, в которой рос Абдулов. Были развернутые высказывания самого Абдулова об искусстве, об актерской профессии. И этот монологический портрет актера казался по-особенному теплым и искренним, что-то заново открывающим в его старых ролях... Хотя, вроде, у нас на ТВ очень много разговоров об искусстве. Но не таких. Либо это фактический промоушен чего-то суперсовременного. Либо погружение в герметичную культурную эпоху, самое приятное в которой всегда – удаленность от нашей осточертевшей современности.

Театр и кино, где играл Абдулов, еще не стало таким герметичным аквариумом для отдыха от сиюминутной суеты. Фильмы с его участием до сих пор смотрятся как современное искусство, которому хочется напрямую сопереживать. Оно будоражит нервы, а не усыпляет и не умиротворяет музейно-археологическим покоем.

Искусство, в котором реализовал себя Абдулов, – это искусство, которое уже доказало свою бесспорность, свою длительную актуальность, оно не нуждается в промоушене. И это греет, особенно на фоне препирательств о качестве успеха Димы Билана на очередном «Евровидении» («К барьеру» у Владимира Соловьева на НТВ). Даже страшно спросить кого-либо из горячих спорщиков, верят ли они в то, что через лет двадцать вспомнят имя и фамилию данной звезды. Наверно, это вообще неприличный вопрос.

А вот правомерность и качество успеха Абдулова не надо обсуждать. Потому что, как выразился кинорежиссер Сергей Соловьев, в Абдулове не было ничего от «фальшака». В эпоху тиражирования фальшаков ценность всего настоящего безмерно возрастает.

Судьба Абдулова – это предмет современной зависти не только потому, что актер сыграл много больших ролей. Он сыграл много больших неординарных ролей в очень хорошем, хотя и популярном искусстве, в художественных произведениях, а не в ремесленных телехитах. Вместе с юбилеем Абдулова мы отмечаем условный юбилей эпохи, когда было много высокого искусства даже на ТВ. Телефильмы Марка Захарова сейчас смотрятся как философское авторское кино, которое еще и развлекает. Это кино сочинялось и снималось до агрессивного расцвета коммерческого массового «продукта» и до утраты уважения создателей «продукта» к зрителю.

Многие не осознают, к чему относится их ностальгия по советскому времени. А ведь на самом деле у многих ностальгия реально относится совсем не к «той жизни», но к «тому искусству». Оно, в отличие от той жизни, ностальгии вполне заслуживает. С помощью Александра Абдулова эта грань делается отчетливее.

В другом случае телевидение демонстрирует зрителю смерть чужую, которая и существует для того, чтобы являть собой шоу. В отношении к Александру Абдулову телевидение проделало серьезный путь. Оно начинало показывать и рассказывать о болезни Абдулова как о чужой смертельной болезни, как о чужой катастрофе, происходящей с известным, но чужим для зрителей человеком. То есть ТВ отводило Абдулову роль «рядовой» звезды, очередного информационного повода. И это было омерзительно.

Однако постепенно интонации оголтелого животного любопытства – «как это развивается и будет» – сменились интонациями внутренней сопричастности судьбе актера. ТВ как бы «присвоило» трагедию Абдулова и сделало ее нашей общей драмой. Из скандальной хроники информация об Александре Абдулове перекочевала в новостные выпуски и в уста людей, разбирающихся в искусстве и в жизни.

Кончина Абдулова, к которой телевидение вроде как долго всех готовило, застала праздничное новогоднее ТВ врасплох, неподготовленным, потрясенным. ТВ наконец заметило, что имеет дело с реальной жизнью. Уход Абдулова превратился в напоминание всем о быстротечности земного бытия и жестокости главного закона природы.

На нашем ТВ в последнее время принято много говорить об успехах страны или представителей страны. Однако успехи не всегда реально объединяют – успехов добиваются не все. Достижения достигают тоже не всех. Наличие больших утрат объединяет куда сильнее.