Александр Абдулов
Александр Абдулов
Общение
  • Форум
  • Гостевая книга
  • Связь с администрацией
  • Главная » Статьи » Статьи, инфо, заметки и т.д.

    Бедный мальчик из Ферганы

    Странный он все-таки человек, этот Саша Абдулов. И деньги у него есть. И слава. И популярность стабильна. И даже не пришлось ему влезать в шкуру комсомольского вожака, в то время как многие именно на этом сделали себе имя. Что же сегодня-то ему неймется? Играл бы в театре, снимался бы в кино, песенки на телевидении записывал. А он зачем-то организовал модные нынче "Задворки”, затеял возрождение церкви в Путинках, создал театрально-концертное объединение "Ленком”. Новую роль себе придумал? Менеджером, бизнесменом захотел стать? А может, первым советским купцом? Да и этот разговор начал с ошарашивающей новости, что непременно хочет открыть кафе на Красной площади, как на всех центральных площадях всех цивилизованных стран мира…

    - Такое впечатление, что сегодня все занимаются не своим делом, и ты в том числе. Поэты издают чужие стихи. Писатели делают большую политику, выступая со всевозможных трибун. Актеры занимаются бизнесом, а некоторые даже подумывают об открытии собственных кафе…

    - Последние семьдесят лет очень многие в этой стране занимались не своим делом. А вообще-то я убежден, что в наших условиях это единственный способ найти себя и занять свое место в общественной иерархии.

    - Но ведь артист должен сниматься, играть в театре…

    - Да кто тебе внушил, что, например, благотворительность не мое дело?! Мое! И, уверяю, заниматься этим гораздо труднее, чем любую роль сыграть.

    - Ты уверен, что благотворительность в стране нищих и голодных может принести какие-то ощутимые результаты?

    - Не думаю, что она сулит хоть какое-то обеспечение беженцам или людям, живущим за чертой бедности. Вряд ли даже тысячи благотворительных концертов могут помочь пострадавшим от чернобыльской аварии. Почти убежден, что не станет лучше жизнь сирот… Наша задача – заставить людей снова поверить в благое дело.

    - Ты что, не знаешь, в какой стране мы живем? Сколько ни соберешь – все проваливается, словно в черную дыру. Разве можно верить в Благое Дело, если результатов нет?

    - Я прекрасно все это осознаю, но я хитрый. Кому попало денег не отдаю. Я привык к снисходительным оценкам наших "Задворок” – "сборище элиты”, "шоу для богемы”… но я не обижаюсь, не бью себя кулаком в грудь, не оправдываюсь. Потому что мы делаем конкретное дело – компьютеры для определенного детского дома или возрождение старейшей церкви в Путинках, разрушенной, разграбленной, на долгие годы заколоченной. Такой и должна быть благотворительность. Конкретной! Я лично вижу результаты своей деятельности.

    - И все же упреки в элитарности и богемности, видимо, не беспочвенны…

    - Я уверен, что должны быть и дорогие мероприятия. Нет у тебя денег – смотри с крыши соседнего дома. Или вообще не смотри. На Каннский фестиваль тоже не бесплатно пускают и далеко не всех. Надо создавать престижные шоу, а значит – красивые. Я верю, что когда-нибудь на "Задворках” будут собираться женщины в вечерних туалетах, мужчины в смокингах… мы отвыкли от красоты. Нам кажется, если мужик в смокинге – значит, официант. Кроме того, это ведь не просто коммерческий концерт, но и праздник. Для друзей, близких. Для тех, кого я люблю. Для театра, в котором работаю. А почему я должен думать обо всех глобально?! Обо всех Ленин думал – вот мы и хлебаем столько лет…

     - Я помню, как готовились первые "Задворки”. Это действительно был праздник для своих, для работников театра. С каким сумасшедшим энтузиазмом все пилили, строгали, строили, убирали! Каждый пытался приобщиться к этому празднику, сделать что-то полезное. Это было совсем не коммерческое мероприятие, ставшее не просто закрытием сезона в театре, а действительно культурным событием. Разве может сохраниться атмосфера праздника, если сегодня все выродилось в способ выкачивания денег?

    - Прости, но у тебя психология человека, воспитанного Советской властью… И изуродованного ею. На Руси всегда были купцы, для которых вложить деньги в культуру – не просто престижно. Это был вопрос долга. Чести, если хочешь. Так вот, я за возрождение такой чести. А не той, что долгие годы проповедовала коммунистическая партия со своей коммунистической моралью… я же не обком собираюсь строить, а церковь возрождать – есть разница?- Марк Захаров не раз тебя за "деловизм” хвалил. Может, это просто необходимое условие для утверждения себя в театре?

    - Всегда таким был.

    - Ты по характеру лидер?

    - Я стремлюсь им быть. Но осознал это, лишь приехав из Ферганы покорять Москву. У меня за спиной никого не было. А завоевать свое место под солнцем можно лишь будучи лидером. Иначе тебя подавят другие.

    Я жил в общежитии. Мама присылала мне двадцать рублей. Стипендии я никогда не получал – не мог сдать экзамены по истории КПСС (сейчас оказалось, что я был не таким уж тупым). На что я мог рассчитывать? Уехать обратно в Фергану? Уже был к этому готов… Сегодня и не представляю, что бы со мной стало. Может, стал бы народным артистом Узбекской ССР, а может, спился бы где-нибудь под дувалом. Пригласили на роль в "Ленкоме”. И понеслось… Пришлось доказывать, что взяли не зря.

    Во мне была масса провинциальных комплексов – ненависть к москвичам, к "золотой молодежи”. Я считал себя гениальным и незаслуженно обойденным вниманием кинематографистов. Но, сжав зубы, как последний пацан, бегал на "Мосфильм”, снимался в массовках, в атаки ходил… У Митты в картине снялся. "Москва – любовь моя”. Мне казалось, роль замечательная, предел мечтаний – мимо меня Курихара проходила… Потом долговязого мальчика заметили. Предложили эпизод. Другой…
     
    - Значит, трудно было завоевать Москву?

    - Немыслимо. Средняя Азия – это совершенно другой мир, другая психология, другое воспитание. В Москве я продолжал постоянно драться, попадал в милицию… Я столько начудил, пока понял что к чему… У меня даже был роман с американской шпионкой.

    - Она что, сама тебе сказала, что шпионка?

    - Нет. Меня в КГБ просветили. Когда пытались меня завербовать. Просили отчетов – умоляли сообщать, кто и когда у нее собирается. Требовали, чтоб я ни в коем случае ее не бросал.

    -Как же удалось устоять бедному мальчику из Ферганы?

    - Сначала они показались мне ангелами добрее отца родного. Но я почему-то испугался, понял, что согласиться очень легко, но это конец. Я даже не мог объяснить почему. Почувствовал, и все тут… Они в театр стали звонить. Угрожали. Пугали. Впрочем, до сих пор не уверен, что она была шпионкой. Уезжала – плакала.

    - Честь сохранил?.. В сети КГБ не попал. А кто-нибудь вообще может оказать на тебя влияние?

    - Я сам хочу на что-то влиять и что-то менять. Насколько это возможно… Я хочу видеть красивые дома, красивую одежду. Красивые лица вокруг. И счастливые… В нашей стране тебе ничего не грозит, только если ты бедный и убогий. Всех раздражает красота, длинные ноги, выразительные глаза… Подойди к западной женщине и скажи: "Как вы сегодня прекрасно выглядите!”. Она ответит: "Спасибо”. Наши женщины начинают стесняться: "Ах, перестаньте. Я только что с работы, и голова немытая”. Или хамят: "А сам-то! На себя посмотри!”. Разве это психология нормального человека? Я устал от серости. Я не могу видеть чернуху на экране, потому что каждый день сталкиваюсь с ней в жизни. Надоело думать о том, как мы все ПЛОХО живем. Давайте, наконец, думать о том, как все будет ХОРОШО. И делать что-то для этого.

    Я организовал объединение "Ленком” не от нечего делать, а потому, что, кроме меня никто за это не взялся. Точно зная, как должно быть все устроено, я долго ждал, когда этим займутся те, кому положено. Но ничего не менялось. В конце концов я понял, что нельзя рассчитывать на хороших дядей и теть, которые улучшат нашу жизнь: поднимут артистам зарплату и вообще дадут возможность зарабатывать. Больше десяти лет я сам получал 120 рублей и знаю, что это такое. Имея сегодня возможность зарабатывать много, я обязан думать о тех людях, которые работают со мной рядом, но пока лишены такой возможности. Теперь, когда все "звезды” "Ленкома”, начиная с Марка Захарова, играют концерты, четверть вырученных денег идет на зарплату артистов, которые пока "звездами” не являются. Я против того, чтоб все были бедными, но гордыми. Я за то, чтобы все были гордыми, но богатыми. В нашей же стране умеют только отнимать и делить. Других действий не знают. А нам очередные палки в колеса – налоги…

    Поначалу я с бешеным азартом смотрел трансляцию последних съездов, как безумный рвался к телевизору, где бы ни находился, надеялся на что-то. А однажды утром услышал, как дикторша рассказывала краткое содержание предыдущего дня работы съезда – и ошалел, замер… и мне стало тошно. Я вдруг понял, что это не жизнь, а кино, эдакое бесконечное многосерийное шоу. Свора сытых, свистящих о всеобщем благе…. Чисто по-человечески, я их очень хорошо понимаю: они борются за свое светлое будущее.

    - Ты тоже борешься за свое светлое будущее…

    - Я это делаю не за счет других. Аморально бороться за себя, шаря в кармане соседа.

    - Ты думаешь, они осознают, что их рука в чужом кармане?

    - Конечно. Я же бывал в этих комсомольских банях, когда секретари гуляют. Все они прекрасно всё про себя понимают.

    - Разве ты был комсомольским секретарем?

    - Я пионером не был. Учительница в школе спросила: "Дети! Кто считает, что недостоин высокого звания пионера?”. Нашелся один дегенерат. Я встал и сказал: "Недостоин. Двойки получаю и вообще”. В комсомол же я попал по стечению обстоятельств. В Ферганском драматическом театре было только два комсомольца, а нужно было создать комсомольскую ячейку, и срочно требовался третий. Меня силой втащили. Так что истинным комсомольцем я себя никогда не считал, но перед комсомольскими секретарями изредка выступал. Но это совсем неинтересно…

    - В бане выступал? …Кстати, фильм "ЧП районного масштаба” правдиво изображает эту жизнь?

    - В жизни все страшнее. Я наблюдал такие чудовищные переходы людей из одного состояния в другое! Представь, сидят интеллигентные люди, говорят умные, правильные вещи – срабатывает сдерживающий фактор: присутствие постороннего человека, то есть меня, артиста. Выпивают стакан. Еще стакан. Сдерживающие факторы перестают срабатывать – ты уже становишься своим. "Неужели у тебя нет премии Ленинского комсомола? Ну, старик, ты даешь! Петя, – обращается старший комсомолец к младшему, - завтра же организуй Абдулову премию…”. Еще стакан. И понеслось. И уже девочки. И все остальное, что показано и в картине. А наутро эти люди тебя даже не узнают.

    - Бешеный напор, с которым ты пробиваешь каждую свою идею – это компенсация профессиональной нереализованности?

    - Не мне судить. Конечно, у меня очень много несыгранных ролей. Но не думаю, что я такой уж нереализованный. Не могу гневить Бога. Моя судьба в театре сложилась удачно. Да и в кино из 60 картин есть 5-7, за которые я отвечаю… Но в нашей стране творчество не может дать ощущение свободы. Я обязан создать вокруг себя и окружающих свободную экономическую зону.

    - Создав эту самую экономическую зону, ты мог бы остановиться и заниматься только профессией?

    - Нет, теперь мне уже было бы скучно. Нужно все время осваивать что-то новое. Когда-то я занимался реставрацией икон. Сейчас я начал рисовать. Увлекся этим после того, как побывал в гостях у Параджанова: совершенно обалдел от его рисунков и коллажей… Жизнь такая короткая, нужно успеть как можно больше.

    - Несколько лет назад я пыталась взять у тебя интервью. И ничего не получилось. Я задала всего один вопрос, после которого ты отказался со мной беседовать. Я спросила: "Не кажется ли вам, Александр Гаврилович, что вы снимаетесь слишком много, не очень разбираясь, что хорошо, а что плохо? Пройдет несколько лет, и никто вас просто не пригласит?”

    - Я уверен сегодня (даже больше, чем тогда), что был совершенно прав, снимаясь очень много, к сожалению, не всегда удачно. По твоей логике, я должен был сидеть дома сложа руки и ждать, когда меня пригласят Михалков, Рязанов или Данелия? А если бы не пригласили? Кем бы я был сегодня?

    - Талантливых артистов рано или поздно замечают…

    - Ну уж! Я могу назвать тебе фамилии сотен артистов, очень талантливых, которые так и остались невостребованными. Кинорежиссеры в театры не ходят, ассистенты тем более… Можно, конечно, уповать на его величество Случай. Но его никогда не будет в твоей жизни, если ты не борешься за него. Я люблю работать, мне нравится играть. Я обожаю экспедиции и гастроли. Почему я должен лишить себя всего этого?

    - Неужели тебе не важен конечный результат?

    - Мне важен процесс. Я не видел больше половины своих фильмов. Для меня важна незаканчиваемость самого процесса. Снялся в фильме, надо сразу сниматься в следующем. Иначе возникает ощущение чудовищной пустоты…

    - Все же мне кажется, что отношение к тебе изменилось после того, как ты занялся бизнесом. В тебе вдруг увидели серьезного человека.

    - Я понимаю, что ты хочешь сказать. Раньше, дескать, во мне видели звездного мальчика, победно шагающего из картины в картину и не очень-то разбирающего дорогу… Но это суждение людей, не знающих моих театральных работ. Я очень благодарен Захарову за то, что ему удалось "сломать” меня. Я счастлив, что сегодня у меня нет амплуа. Захаров предложил мне роль Сиплого в "Оптимистической трагедии”, когда казалось, что я навечно останусь романтическим героем из "Обыкновенного чуда”. А Верховенский в "Диктатуре совести”? это роли, о которых в кино и мечтать не приходится. И, тем не менее, я думаю, что количество сыгранных мною киноролей постепенно перешло в качество. Меня заметили хорошие режиссеры. Это лишний раз доказывает, что нельзя сидеть сложа руки и ждать.

    - Актер – зависимая профессия. А ты пытаешься меня убедить, что не приходилось идти на компромиссы. На сделку с совестью, делать что-то вопреки своему желанию? Покайся, сними грех с души…

    - Мне в жизни всегда очень везло. Однажды я должен был принимать участие в концерте, посвященном сорокалетию Победы. Подготовили номер: я читаю стихи протеста, Долина поет песню протеста, а артисты из ансамбля Моисеева пляшут танец протеста вокруг нас. Шла репетиция. Пришел Демичев. Артисты сидят в первых рядах большого темного зала, мандражируют. Он – на самой верхотуре, молча наблюдает. Вдруг голос: "А почему нет Лещенко и Кобзона?”. Моисеев (постановщик действа) не смог ответить. Тогда было велено, чтобы они вместо нас с Долиной исполняли песню "Ядерному взрыву – нет!”. Перед нами извинились, и мы пошли к выходу. Когда проходили мимо Олега Борисова, который ждал своей очереди, он прошипел: О, счастливцы”. Потом я отказался читать стихи В.Фирсова на концерте для делегатов XXVIIсъезда партии.

    - Ты не производишь впечатление человека, которому могут это предложить.

    - В Идеологическом отделе ЦК партии другое мнение. Стихи принесли в театр, директору. Они назывались "Мы державно идем в коммунизм”. Я не знал, что делать. Мы тогда репетировали "Диктатуру совести”, и в зале сидел Михаил Шатров. Он мне и насоветовал отказаться. Я позвонил, долго извинялся, ссылался на слабоумие. А потом, черт меня дернул, спросил, читали ли они сами эти стихи. Мне вежливо сказали, что нет, не читали. Я взял и брякнул: "Почитайте. Это за гранью добра и зла”. Мне так же вежливо ответили, что обязательно последуют моему совету. Через полчаса из кабинета выскочил перепуганный директор с криком: "Ты никогда не получишь звание заслуженного!”. Оказывается, ему позвонили и сказали: "Мы долго решали, кому поручить столь ответственное дело – Лановому или Абдулову. Предпочли Абдулова. Так вот, передайте ему, что нам тоже нравится не все, что он делает. И еще емупередайте, что стихи, одобренные Идеологическим отделом ЦК КПСС не могут быть за гранью добра и зла”. И повесили трубку. Театр лихорадило, думали, что за этим последует приказ уволить меня и т.д. Мне удавалось избегать того, в чем многие сегодня каются. Разве это не везение? - Тоже мне везение – не принял участие в концерте для партийных функционеров…

      Помню еще один случай. Мне нужно было срочно лететь в Ленинград. Погода нелетная, все рейсы отменяют. Я, как всегда, пошел в "Интурист”, потому что там девочки меня любят и всегда помогают. Обещали отправить первым же рейсом. Когда объявили посадку, я прошел в самолет. Вдруг появляется стюардесса и сообщает мне, что другой самолет вылетит на 15 минут раньше. Я пересел. Тот самолет, в котором я уже сидел, разбился…

    А однажды я вышел из театра и встретился взглядом с девушкой, которая стояла на улице и явно меня ждала. Но не очень-то она была похожа на простую поклонницу. И руку как-то странно за спиной держала. Интуитивно я шарахнулся за собственную машину. На долю секунды опередил ее движение: она достала стакан соляной кислоты и плеснула его в то место, где я стоял, с криком: "Не доставайся никому!”. Маньячка. Так что не могу сказать, что мне не везет. Я и вены себе вскрывал от несчастной любви. И ничего – живу вот.

    - Ну что ж! Убедил. Действительно везунчик. В быту… А в творчестве?

    - У меня сегодня много друзей среди хороших режиссеров.

    - Блат?

    - Гарантия интересной работы. Я верю, что Горин не напишет для меня плохого сценария. Захаров, Балаян или Соловьев не предложат скучной роли. А Лебешев просто не сможет меня плохо снять. Не сумеет…

    - Слушая твой рассказ, я начинаю тебя жалеть. Скучно ведь жить, если во всем везет. Когда у человека ничего не болит – он мертв…

    - Не могу сказать, что в моей жизни все так уж безоблачно. Начиная с седьмого класса я работал на уборке хлопка. Но, правда, и это был для меня отчасти праздник: берешь раскладушку, матрасы и – вон из дома, из-под родительской опеки. Свобода! Самостоятельность! Вечерами девочки, костры, прогулки под луной… А утром снова становишься буквой "Г”, и сколько видишь до горизонта – все хлопок. Мне труднее всех было – я самый длинный… Да и норма – 50 кг в день. Выполнить ее нельзя ни при каких условиях. Мы и водой хлопок заливали. И землей засыпали. И камни в корзины подкладывали… Нас вызывали в школу, прорабатывали на педсоветах, грозились выгнать. А мы жили в казармах, в чудовищных антисанитарных условиях, с одним сортиром на всех. Вместо жратвы – какая-то баланда. Но сложности нас не смущали. Мы ничего не знали про пестициды. Ну, пролетит вертолет – посыплет поле чем-то. Ну, листики пожухнут… Сегодня я с ужасом об этом вспоминаю. С тем большим ужасом, что ничего не меняется…

    А в институте все считали, что я очень богатый, и многих это раздражало. Дело в том, что я обедал в ресторане. Просто мы с приятелями подсчитали, что за полтора рубля можно съесть шурпу, плов и выпить бутылку минеральной воды. Получалось и вкуснее,и дешевле, чем в любой столовке. А по ночам вагоны разгружали. И вообще, у меня в жизни сложностей было ничуть не меньше, чем у всех нормальных людей. Но не должны зрители об этом знать. Мы должны нести в себе тайну и поддерживать миф о своей прекрасной жизни. Если на экране видно, что актеру безумно тяжело живется, невероятно сложно работается - пропадает интерес к нему.

    - Популярность дает ощущение раскованности, внутренней свободы, независимости? И с разными начальниками разговаривать, наверное, легче? Я уж не говорю о ситуациях, когда нужно что-то достать, купить или хотя бы машину починить…

    - О чем ты говоришь? Разве можно быть свободным в несвободной стране? Я тебя уверяю, что наша зависимость от обстоятельств становится с каждым днем все больше. Если меня останавливает гаишник, так вместо штрафа он просит сто долларов. Килограмм помидоров на рынке мне предлагают за доллар, а цветок – за 50 центов… откуда у меня валюта? Чем вообще все это может закончиться? Я уж не говорю о том, что наша страна – единственная в мире, где платят не за работу, а за рассказ о ней. За спектакль "Юнона и Авось” я получаю около двадцати рублей. А за рассказ об этом спектакле на концерте – в десять раз больше… А после введения налога у меня вообще отпало желание играть концерты. Это то же самое. Что слесаря заставить точить гайки бесплатно…

    - Тебя же в театре никто не лишает зарплаты. А приносить людям радость можно и бесплатно.

    - Ну ты даешь! Что за бред! Радость можно приносить, только если сам рад. Какая радость, если ты с голой ж…, прости, стоишь?

    - Не тебе о бедности говорить. У тебя куска хлеба не отнимают.

    - Господи! Да кому он нужен, такой хлеб? Надоело мне слышать, что для счастья достаточно хлеба с водой. Недостаточно. Хлеб должен быть с маслом и с колбасой хорошей. С икрой, наконец. Сколько можно бедностью гордиться? Я готов работать 24 часа в сутки. Я в отпуске после института ни разу не был. Никого это не интересует. И не надо меня упрекать – я прекрасно знаю, что такое актерские биржи труда. Меня еще отец водил. Я на всю жизнь это зрелище запомнил. Но нельзя сидеть сложа руки и жалеть живущих хуже тебя. Я мечтаю организовать акционерное общество – богатое-богатое. Я хочу иметь возможность 3аплатить сто тысяч рублей, например, Анатолию Васильеву за то, чтобы он поставил спектакли в Перми, Горьком и Туле.

    Я написал сценарий и хочу попробовать себя в режиссуре. Я в лепешку расшибусь, но достану денег, найду спонсоров, приглашу сниматься лучших артистов и заплачу им по миллиону! Нужно создать прецедент…

    - Тебя не смущает, что фильмы, приносящие доход (а это должен быть именно такой фильм), как правило, низкого художественного уровня? А говоря о Васильеве, ты ратуешь за "насаждение культуры в провинции”. Разве одно другому не противоречит?

    - Мы должны пройти через все. Не может страна враз стать культурной. Мы захотели из каменного века сразу шагнуть в цивилизацию. И в результате находимся на уровне Америки 4-х годов – сухой закон, мафия, рост преступности, наркоманы, проститутки, рэкет… Мы должны эту стадию пройти. Пусть будет и плохое кино – оно само отомрет за ненадобностью через энное количество лет. Другое дело, что должны быть еще и режиссерские лаборатории, в которых проводят свои эксперименты элитарные режиссеры. Они должны быть на содержании государства. Остальные должны зарабатывать сами.

    - Но и эти элитарные должны получать по миллиону. Иначе просто никто не будет экспериментировать.

    - Конечно. Но об этом государство должно думать.

    - Уже несколько раз ты сказал, что у меня совдеповская психология. А ты что – западный человек?

    - Я и в нашей стране хочу жить не по-советски. Мечтаю купить дом в центре Москвы с собственным садиком. Если мне кто-нибудь поможет, я буду очень признателен. Уж я бы такую красотищу создал, что все окружающие осознали, что живут на помойке, и стали бы что-то делать. Может, проснулось бы тогда в людях чувство Хозяина: если рядом красиво, хочется же, чтоб у тебя было еще красивее.

    Я уверен, что смог бы работать на Западе. Но мне постоянно чего-нибудь не хватало бы. Я ужасный патриот своей страны. Я люблю ее за то, что при всеобщем идиотизме и неразберихе можно сделать что угодно: ни с того ни с сего завод построить никому не нужный, от щедрости душевной БАМ создать… Или пройтись по всяким организациям, собрать 10 миллионов и снять кино. Разве где-нибудь еще такое возможно? Видимо, прав был Бердяев – необъятное пространство на нас сильно действует.

    - Ты давно не был в Фергане? На родине?

    - Родиной я считаю Тобольск – город, в котором родился. Фергана стала для меня пустой – умер отец, убили брата… Я знаю, что сфабриковали дело, пытаясь представить все таким образом, что, якобы, брат сам упал и разбился… Ко мне подбежала женщина со словами: "Саша, идите в морг, там дело фабрикуют..”. Впрочем, это уже не имело значения. Мне следователь прокуратуры сразу сказал: "В Фергане никто никого искать не станет!”. Убийцу до сих пор не нашли, хотя прошло десять лет.

    Помню, как, учась в институте, приехал домой и увидел отца, сидящего у телевизора. Он плакал. Показывали вручение ордена Ленина Ирине Родниной. Я не мог понять, в чем дело, а отец сказал: "Я только сейчас понял, что я неправильно жил”. Он воевал на Курской дуге, из концлагеря бежал весь простреленный. Потом работал главным режиссером Ферганского драматического театра. Был очень уважаемым в городе человеком. "Красная Звезда” у него была, а на орден Ленина не потянул, для этого, оказывается, надо было уметь "тройной тулуп” делать.

    Я был в Фергане год назад. Летал на могилу к отцу. Купил на рынке море цветов, примчался на кладбище: думал, могила неухоженная (давно не был там). Обалдел: цветы лежат, конфетки какие-то… Старушки ко мне подошли: "Саша, думаете, мы забыли вашего отца?”. Я был так за него горд!!! Это то, ради чего я всегда буду жить в театре… Потом у меня до самолета время было, приехал в ферганский театр, в котором отец работал. Когда-то он взял в театр маленького узбека –

    Жору. Тот так и рос при театре. Стал электриком. Я его встретил. Он меня еле узнал и рассказал историю: когда отца насильно отправили на пенсию, поздно ночью тот пришел в театр, поднялся на сцену, встал на колени и поцеловал ее… Потом быстро встал и вышел. Вскоре отец умер… Человек, хоть раз вдохнувший запах кулис, поймет, о чем я говорю…

    - Как ты думаешь, может человек, очень популярный, повлиять на ход исторических процессов?

    - Мы очень много говорили с Де Ниро на эту тему. Он убежден, что "Охотником на оленей” кинематографисты повлияли на отношение к войне во Вьетнаме. Поддержка кандидата на выборах знаменитыми артистами дает ему преимущество. Так что, думаю, влияние возможно…

    - Во время Ферганских событий у тебя не возникало желания поехать туда, как-то попытаться приостановить происходящее?

    - В национальных конфликтах нет правых и виноватых. Да и многого мы попросту не знаем. Нельзя примирить ссорящихся мужа и жену. Какие бы благородные цели ты не преследовал, твое вмешательство достигнет противоположного результата. Влезть еще не успеешь, а уже станешь злейшим врагом.

    В Армению после землетрясения хотел поехать, помочь. В театре был очень занят, не получилось. Вообще, возникает ощущение, что жизнь проходит мимо, и так страшно вдруг становится: чего-то не успел, что-то забыл, упустил, не обратил внимания. И это ускользнувшее, проскочившее мимо вдруг оказывается самым важным, главным. Тем, ради чего хочется жить…

    Категория: Статьи, инфо, заметки и т.д. | Добавил: Elena (24.10.2008)
    Просмотров: 1926 | Рейтинг: 5.0/1 |
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа

    Copyright MyCorp © 2024